После недавней драки у капитана все еще ныли кости. Будь он обычным человеком, валяться на койке и ходить вдоль стен пришлось бы еще минимум неделю. А благодаря стараниям Эрскина и Старка он уже через несколько дней может молотить кулаками грушу.
Удары отдавались болью где-то в боку - там под кожей по-прежнему цвел кровоподтек, возможно, в ребре была трещина и ощущения от нее будут отдаваться еще с неделю. Это было пустое: Роджерс отлично умел игнорировать болевые ощущения, впрочем, любые другие тоже, если они могли отвлечь его от важного. Важного сейчас нарисовалось целых два. Первым был тот факт, что в попытке отстоять права и свободы всех, каждого, а в том числе и себя, Роджерс упустил более весомую угрозу, упустил настолько, что даже директор Щ.И.Т. отреагировала на нее быстрее, пойдя на мировую. Вторым было уже куда более прозаичное - Старк и Эрскин выбрали его не для того, чтобы сейчас, в критически важный момент, он соображал медленно, в особенности медленнее, чем Мария Хилл.
Туго набитый песком кожаный мешок болтался на ремнях, как тряпичная кукла. Стивен вбивал в него кулаки уже второй час, монотонное, однообразное занятие, всегда помогает сосредоточиться. Конкретно сейчас кэп думал над тем, когда же все пошло наперекосяк, как дошло до того, что он позволил улицам города погрязнуть в бойне, более того, дал поносить костюм Бартону. Несколько лет назад он бы счел подходящей причиной для увольнительной из своего статуса только смерть, сейчас же.. сейчас все поменялось. Роджерс только теперь понял, насколько у него опустились руки, насколько повлияло произошедшее с Вандой, гибель соратников. Он уже сталкивался с этим ощущением, обволакивающим холодом, тянущим куда-то вниз, на дно - ощущением, что твое время уже прошло.
Это было ложное впечатление, неправильное, не нужное, Роджерс вытравливал его из себя, выбивал кулаками, ноющими костяшками пальцев. Нужно было что-то сделать - не только с костюмом и с щитом, но с общественным мнением, репутацией, которые зашатались под Стивеном, как трехногая табуретка. Ему было плевать, любят его, или нет, но он отчетливо осознавал, как важно доверие - друзей, коллег, тех, плечом к плечу с которыми он собирался дальше работать.
Мстители были важны, приоритетны.
Покончив с грушей, Стивен размотал тренировочный бинт с кистей, направился в душевую. В башне было уютно и привычно, разве что пустынно, но она напоминала о днях, когда все было по-другому. О лучших днях. Кто знает, может, удастся их вернуть?.. Пока что Роджерс не мог находиться здесь постоянно, как раньше, слишком опасно, рисково, надо было уходить обратно в штаб, он уже решил сделать это сегодня. Но перед этим Стивена ждал еще один разговор.
Старка кэп отыскал все там же, где несколькими часами ранее произошел натянутый разговор, где он принял решение, непростое, но правильное и нужное. Не долго думая, Роджерс сел напротив Тони, рассматривая его, про себя отмечая, что раньше тень усталости была не такой заметной.
- Сюда приходила Мария Хилл. Сегодня, практически на рассвете, я видел ее - лицом к лицу, как сейчас тебя. Кажется, она приходила ко мне.
Роджерс не скрывал удивление, о, удивлен был он до сих пор. А еще заинтригован. Ему было очень интересно, знал Старк об этом визите, или нет.

Выражение лица собеседника зачастую может оказаться ребусом повышенной сложности, особенно, если он - шпион и игрок, такой, как, например, Романова. У Старка опыта работы на разведку, насколько Стиву известно, не было, однако читать его, как книгу, не получалось - Тони каким-то образом умел отгораживаться от него, да и остальных - высокой и непроглядной стеной. Сейчас она была сооружена, похоже, из усталости и иронии, бесконечной иронии, в какие-то минуты казалось, что он целиком состоит из них, из иронии и яда, наверное потому, что ничего другого больше не осталось.
Несмотря на непроницаемое лицо Старка, Стив все же сумел сделать для себя кое-какие выводы. Скорее всего, Тони не знал, зачем приходила Хилл, так же, как и не знал о его ответе. Наиболее вероятный вариант с проигрышем Стива в данной ситуации был - это очередная авантюра, уловка, ловушка, чтобы продвинуть Акт, в таком случае, ей-Богу, Старку следовало бы радоваться, потому что Стив проглотил наживку вместе с крючком. Однако радости, скрытого ликования, облегчения, чего либо подобного отыскать в усталом взгляде Тони не получилось, ничего подобного не было и в помине.
  —  Я согласился,  —  губы Роджерса тронула слабая, тонкая усмешка, и тут же сползла куда-то вниз, а ведь правда, он точно имеет право улыбаться? Воспринимать всерьез эту сделку? Последние события продемонстрировали ему (да что там, всем), что стороны готовы действительно на многое ради цели, ради победы. Похвальная целеустремленность  —  если исключить тот прискорбный факт, что пешками, которые нужно положить на пути к, являются соседи, товарищи, друзья…  —  Думаешь, не стоило?
Стивен придвинулся вместе со стулом ближе к столу, ему было это нужно, простой дружеский совет от Старка. Хотелось верить, что он еще способен его получить, таким же не предвзятым и бескорыстным, каким бы он был прежде. Хотелось, чтоб многое было, как прежде, скорбь и горечь  —  одеяния, которые идут в редких случаях, молоденьким вдовам, но никак не Тони Старку.
  —  Сперва я подумал, что это какой-то фарс. Она пришла  —  в кепке и джинсах, больше похожая на мальчишку, чем на директора Щ.И.Т., и предложила мне перемирие. Сказала, что может действовать только так  —  скрытно и неофициально, ведь кому-то наверху невыгодно, чтобы мы перестали драться.
Вся эта информация выстраивалась в стройный ряд, это было логично, предельно логично и последовательно  —  Акт был удобен в первую очередь скруллам, и судя по масштабу их внедрения на планету, они здесь не один месяц, а, может, и не два. Кэп бы поставил на год-два, тогда все складывается, и тотальный раздрай среди способных дать отпор захватчикам настолько удобен, что хочется, невыразимо хочется списать его на них, зеленых наглых уродцев. Тогда можно было бы сделать вид, что дурацкого Акта вообще не было, и у его истоков не стояли его друзья.
  —  Потому нам надо сделать вид, что противостояние продолжается, а на самом деле вплотную заняться скруллами. Я согласился.
Тон его голоса был ровным и не выражал ничего. Роджерс, сцепив пальцы в “замок” на столе, смотрел на Старка, который выглядел так, будто ждет удара, но, кажется, уже даже не пытался прикрыться, защищаться хоть как-то. С этим можно было что-то сделать, приободрить, поднять боевой дух словами, улыбкой, пожатием руки, но Стивен просто сидел напротив, поглощая это зрелище, как горькую пилюлю, не позволяя себе пропустить ни единой детали. Точно так же он смотрел на обломки здания химзавода, то, что от него осталось, вплавляя в память, как фотографию, точный и детальный отпечаток собственного проступка.

Совершенно неожиданно и неуместно Роджерс ощутил себя под дождем, причем под кислотным.
Вопросы вдруг посыпались на него, присыпали сверху и отчего-то ощутимо жгли.
Резали по живому.
Он не хотел слышать это, не хотел говорить сам, не хотел думать  —  о ранах, которые может залечить только время, время, полезное дело и покой. Тишина. Вот что было по-настоящему важно.
Старк их вскрывал. Все неозвученное, неопределенное  —  вытаскивал наружу усталыми и какими-то совершенно бесцветными словами. Раньше он не умел так говорить. Не с ним, не со Стивом.
Это было словно полоснуть наточенным лезвием по только зажившему, вспухшему бугру рубца, а потом смотреть, как края раны расходятся, щедро сочась кровью. Старк великолепно делал неправильные вещи, задавал неправильные вопросы, он был в этом специалистом, порой доводя даже кэпа до сжатых накрепко, до боли зубов и тщательно подавляемой внутри ярости. Сейчас не было ни сжатых зубов, ни злости, только пульсирующий в висках ответ на все. Однозначный, плохой, не нужный сейчас  —  нет. Не знаю. Ничего не знаю. Сломано все и опираться больше не на что.
Доверие Капитана было обоюдоострым мечом. Негласно и молча он сложил со Старка, с Кэрол, с тех, кто выступил на стороне Акта, перешагнул через соратников, через Роджерса и просто оставил за спиной  —  полномочия товарища, друга. Кого-то, кому действительно можно доверять.
Печальнее было то, что кэп, поступая так, ошибся. Это понимание  зрело внутри, росло и расширялось подобно опухоли, скручивая нервную систему плотным жгутом, охотно транспортирующим в мозг лишь одно ощущение  —  острую, парализующую боль. Однако время для работы над ошибками и борьбы с внутренними демонами наступит позже, пока что Роджерсу надо было действовать так, ограничившись полутонами, запятыми вместо точек над всеми i. Ему было бы легче, попади он с этим треклятым Актом в тюрьму, это была бы достойная расплата, однако не в том была фишка, чтоб кэпу стало легче. И в погружении в новую войну, стопроцентной отдаче и риске собственной жизнью он видел искупление от ошибки, болезненно горькое и медленное, но искупление.
Роджерс внимательно запоминал все. Чужой, не узнающий взгляд, вопросы, так явственно говорящие  —  ему больше не верят. Запоминал, впитывал, готовил себя к тому что так теперь будет всегда, от всех по ту сторону баррикад. Наверное, так ощущает себя военный, которого понижают в звании, странно, неприятно, и до одури неприятно, если заслужил, а ведь заслужил. Стивен запомнил, посмаковал это ощущение и проглотил, надо было привыкать глотать его, люди и мир важнее.
  —  Я всегда на стороне людей, Тони,  —  он процедил.
“На их стороне, там же, где и ты, делить пополам изначально было ошибкой”.
В горле стоял ком и мешал говорить иначе. Вопросы  —  и укор?  —   лезли под шкуру, неуместно, Стив не собирался лгать, он собирался молчать  —  вовремя, когда это нужно. Обманывать же не было совершенно никакой нужды.
  — Согласно информации, которую вы распространили, в Сопротивлении меня вообще нет. Уж не знаю, чья это была идея, но она дает мне практически полную свободу передвижения по городу. Это удобно мне,  —  он подумал, взвешивая, и поправил сам себя.  — Нам.
Через личные неурядицы тоже нужно было переступить. Солдат не спрашивает у вышестоящего по чину, друзья они или нет. А Старк и Роджерс в рабочем тандеме могли дать фору любому противнику практически всегда. Стивен верил, что профессионализм не позволит им сдвинуться с намеченного пути, и таким нехитрым образом подчеркивал, что эта вера у него по-прежнему есть.
  —  Я вернусь в сопротивление и проинформирую тех, кому доверяю. Мы сможем водить за нос оперативников столько, сколько нужно,  —  Роджерс кивнул, доступ к наблюдению  —  это хорошо, вести разговор в деловом ключе было в разы проще.  —  Будем поддерживать связь, а Акт…  —  он поморщился, меж бровями залегла глубокая морщина.  —  Я не хочу, чтобы он мешал в борьбе со скруллами. Это все, что меня сейчас беспокоит. Мы нужны людям, Тони.
"Мы. Не ты один. Не я. Не наша вражда."
Стивен помолчал, прежде чем задать вопрос, хотя проще было бы сейчас встать и уйти. Он не мог прийти в штаб, снова подставить под удар своих людей, так и не выяснив до конца.
  —  Ты готов работать со мной, как раньше? Сосредоточившись на цели?