Наверное, у Кимуры не было выбора с тех самых пор, как она умудрилась угодить в поле зрения ЩИТа в целом и некоего Энтони Эдварда Старка в частности. Этот скользкий сукин сын слишком ловко умел манипулировать людьми, причем настолько мастерски, что, даже осознавая это и сходя с ума от желания поправить ему строение позвоночника, она все равно сдерживалась, скрипела зубами и продолжала работать дальше. Старк не только умел дергать за ниточки, он еще и морковки на удочках хорошо подвешивал, и ее личный сорт морковки был достаточно сочным и сладким, чтобы несколько отложить во времени свои планы на вкручивание недостающих винтиков прямо в одну конкретную железную голову без анестезии.
Кимура даже не сомневалась, что ее так называемая фора тоже была просчитана Старком до последней сотой секунды, но ей на это уже откровенно наплевать. Ей приходилось сотрудничать с настоящим отребьем, чтобы достичь цели, так что героя в сияющей броне она уж как-нибудь переживет. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, чего именно он добивается – позволить ей нагнать на Боунса достаточно страху, чтобы он счел Тони меньшим злом, хотя сама Кимура теперь подумала бы дважды, чем делать такие выводы. Она-то Боунса, может, и убьет, зато только один раз, а вот Старк поимеет неоднократно, да так, что продажный генерал сам не рад будет, что не выбрал бывшую подчиненную.
Сейчас, конечно, Боунс так не считал.
Сейчас Боунс хлюпал кровью из разбитого носа, дышал с хрипами, свистами и бульканьем и время от времени дергал связанными руками. Грузный и уже немолодой, он со своей благородной сединой на висках старался, кажется, быть мужчиной и держаться с достоинством, но выглядело это довольно жалко, особенно если учесть то, как он косился на устроившуюся у него на коленях Кимуру – с тихой паникой и ужасом. Так смотрят на мертвецов, которые вдруг встают из могилы и держат рассветную вахту у изголовья кровати, безмолвные и бесстрастные. Но сегодняшняя незваная гостья могла быть какой угодно, только не бесстрастной, страсти в Кимуре было с избытком, только не той, которая радует сердца престарелых ловеласов.
Вот и Боунс дрожит вовсе не от радостного предвкушения, хоть она и не успела сделать ничего серьезнее, чем сломать ему нос, чтобы не дергался так активно в сторону письменного стола, где хранил  свою «беретту», и усадить на стул, зафиксировав для надежности неброским и баснословно дорогим шелковым галстуком. Правда, в этом простом и незамысловатом деле, как всегда, не обходится без маленьких эксцессов, вот они, торчат, вывернутые под неестественным углом в количестве двух штук, под ногтями уже разлилась синюшная бледность, но, не разбив яиц…
Кстати, о яйцах – не то по старой памяти, не то что-то все-таки было в нем не испоганенного жадной натурой, но держался Боунс еще более-менее достойно, даже не дернулся, когда их маленький тет-а-тет нарушило новое действующее лицо. А вот сама Кимура особого энтузиазма не испытала – если у Старка начнет пробиваться подхваченное от героичного героя Капитана Америки морализаторство, далеко они не уедут, тем более что тратить время на реверансы Кимура не намеревалась.
- Боунс, эй, Боунс! – она похлопала его по щекам, заметив, что взгляд бывшего начальства все-таки уполз ей куда-то за плечо. Увы, испепелялась им Кимура плохо, зато как воду глотала чужую ярость и бессилие. – Не отвлекайся, мы еще не закончили. Или мне стоит привлечь твое внимание другим способом?
Кимура ласково погладила Боунса по щеке и резким, быстрым движением сомкнула пальцы на ключице. Послышался тихий хруст, полковник заорал в вовремя подставленную ладонь, надежно закупорившую крики, превратившую их в невнятное мычание, задергался под ее весом. Веселенькая, наверное, картинка видна Старку – судорожные подергивания, невнятные стоны и прямая, напряженная спина, по которой каждое чужое содрогание прокатывается волной. Зрелище почти подчеркнуто эротичное, если не знать, что прямо сейчас и прямо здесь пытают человека – пытают грязно и упоенно, и от неуместного, но неистребимого оттенка плотского уже подташнивает, и после того, как все закончится, еще недели две невинный поцелуй влюбленной пары будет вызывать сухие спазмы и привкус желчи на корне языка.
- Сейчас я уберу ладонь, и ты расскажешь дяденьке герою, кто тебя нанял и где их найти. Расскажешь коротко, но емко, со всеми важными подробностями, если понадобится – начертишь схему, таблицы и диаграммы, даже сноски мелким шрифтом припишешь. Или же дяденька герой развернется и улетит по своим геройским делам, и ты расскажешь все мне, потому что тебе очень-очень захочется, чтобы я тебе поверила. Сразу, конечно, не выйдет, доверие – штука капризная, но когда мы закончим с первой рукой, я начну доверять тебе немного больше.
Теперь Кимура точно знала, как выглядела тогда в кабинете Старка, потому что Боунс мгновенно побледнел, замотал головой, замычал сквозь ладонь уже не столько от боли, сколько от внезапного приступа общительности. Не мог, сучара, не понять, что после того, во что превратились нанятые им бедолаги, Кимура будет особо убедительна.
- Уговор есть уговор, герой, - холодно бросила через плечо наемница, соскальзывая с чужих колен. – Ты не хотел светиться, и я расчистила тебе дорогу, но если не сможешь его разговорить – он мой.
Ни к чему Боунсу знать, что они заодно, пусть спишет все на вынужденное сотрудничество.
В конце концов, это недалеко от истины.