Спартанская квартира Марии уже очень давно перестала быть надежным убежищем. Это была конура, уютная и привычная, но сбитая наспех из ненадежных, хлипких балок... То ли дело комната директора на хелликариере. Эта конура тщательно охранялась, да и в целом, чтобы до нее добраться, надо было пройти лабиринт коридоров или системы вентиляции. Длинный путь по муравейнику в покои королевы... или короля. До Марии это помещение занимал прошлый директор, Ник Фьюри. После того, как комната была отдана в ее распоряжение, Хилл не изменила здесь практически ничего. Не передвинула стол, не сменила шкаф, не стало больше стульев, простое солдатское убранство, все осталось прежним, все так же удобно здесь есть и спать, когда нет времени ехать домой. Полки комода были заняты меньше, чем на четверть: Хилл забрала с собой несколько смен одежды, одинаковой, однообразной. Удобной в работе. Стандартная форма уже стала ее второй шкурой.
Хелликариер парил над городом, он остановился лишь ночью. Вчера вечером Хилл принимала участие в дипломатических переговорах, она ненавидела это, политическая игра, в которой ей не дано право раздавать приказы. Как-то раз она даже пыталась отработать тактику поведения с этими людьми с штатным психологом Щ.И.Т., но все пошло прахом, они раздражали Хилл, снулые, тухлые, и доводы у них были тоже тухлые, доводы людей мирного времени, не знающих, что такое война. Мария уже привыкла чувствовать себя солдатом с передовой, слишком усталым и недостаточно лощеным, ленным для того, чтобы говорить на их языке, ее в какой-то мере уважали, совсем немного, но это было едва уловимо, гораздо больше директор ощущала протянутые в требовательных жестах руки, жесткие взгляды - дай, дай.. Обещания, гарантии, сроки, Мария еще не нашла себя в этом всем, в искусстве воровства и обмана, которое политики называли дипломатией. И каждый раз, когда она принимала участие в переговорах, у директора было ощущение, что она расписывается собственной кровью, той самой, которой с каждой такой подписью становится все меньше и меньше.
Она проснулась резко, как пробуждаются от кошмара, открывая глаза под аккомпанемент бешеной пульсации сердца. Не хватало только холодного пота, пульс действительно был ускорен, в горле тугим склизким комом стояло ощущение, что что-то не так. Кто-то есть в ее комнате, в надежно защищенном боксе, в который входить не позволено никому. Кто-то укрывается в тени, дышит ее воздухом, и смотрит... Хилл приподняла голову, мазнув взглядом по помещению, сыворотка сделала ее реакцию лучше, улучшила органы чувств. Она выцепила взглядом фигуру в кресле, нагромождение, будто кто-то сбросил туда старое одеяло, вот только у одеяла была голова с повязкой на одном глазу и пистолет на коленях.
Дуло пялилось черным зенком точно на нее, дуло и мужик в кресле. Если суммировать, почти два глаза. Хилл узнала его, седину в висках, повязку, точеную линию челюсти, лицо, будто вытесанное из твердого материала. Возраст влиял на мужчин совсем по-другому, нежели на женщин, не портил, нет, мимические морщины паутиной покрывали его лицо, однако в их глубине таились не сопутствующие старости мягкость да слабость, нет, это были мудрость, или опыт, а может, и то и другое. А еще - жестокость.
Много жестокости.
Напротив сидел Ник Фьюри, и Хилл до чертиков захотелось узнать, какого хрена ему надо.
Мария видела его прежде, несколько раз, не примечательных абсолютно ничем. Она была просто агентом, когда они пересекались на Мадрипуре, не та, на кого можно обратить внимание, амбициозная, трудолюбивая, но обычная, слишком обычная. То ли дело теперь.
Она тогда и предположить не могла, что все сложится именно так. Что в следующий раз увидится с Фьюри, как настоящий директор - с прошлым. Одноглазый был известен скандально. Человек-информация, человек-связи, человек-власть, человек-прошлое? После отхода в тень о нем стало слышно очень мало. Мария даже грешным делом подумала, а, может, он наконец-то додумается выйти на пенсию? В директорском кресле стаж нужно считать - год за два, три, или, может, даже пять. По такому счету Фьюри давно было пора не то что в отпуск - в землю, но увы.
- Сомневаюсь, что это бы помешало Вам войти.
Она нарочито медленным движением села на кровати, собранная, почти спокойная, только сердце по-прежнему билось, будто сигналя о тревоге. В висках по-прежнему колотилась одна-единственная мысль: что ему нужно?
- Соскучились по дому? - бледная усмешка украсила лицо Хилл, спору нет, ее могли застать без прически, оружия, да и почти без одежды, но ирония всегда оставалась при ней.

- И вы пришли сюда, чтобы сказать мне это? Я сражена наповал.
Мария усмехнулась, это была правда, она удивлена, обескуражена, в некотором роде даже в шоке. Ник Фьюри был иконой, святыней, образом в сознании молодой девушки, поступившей на службу в армию США, после - агента Щ.И.Т.а, он стоял во главе всего, у истоков, могущественный, мудрый. Она видела его несколько раз, мельком, в окружении офицеров, тогда еще выше Марии по чину. Фьюри был тем самым идолом, к которому нельзя прикасаться, потому что позолота липнет и вязнет к пальцам, оставляя за собой черную смолу.
Хилл много слышала о нем, о его уходе, и полагала, что Ника тоже можно понять. Директорское кресло, вопреки надежному внешнему виду - хлипкая и шаткая конструкция, ненадежно балансирующая в воздухе. В условиях динамичных, изменчивых внешних обстоятельств неизменно оставаться на плаву невозможно, особенно если ты человек со своим моральным кодексом и не можешь идти против него, например, всегда. Мария уже однажды ослушалась приказа, и чем дальше развивались события, тем больше ей было ясно, что в следующий раз она поступит по-другому, вывернется заранее, пусть это и будет означать шаг в сторону кривой дорожки. Той самой, "вне закона", которая раньше была для нее табу.
Предстояло многому научиться, особенно в управлении людьми. Мария могла бы многому научиться у Ника Фьюри, получив в распоряжение эту комнату, она меняла коды, их было несколько, но Хилл сменила не все. Наверное, она подсознательно рассматривала предшественника как потенциального союзника, пока незнакомого и нераскрытого. Мария контактировала с людьми, с агентами, которые отлично знали Фьюри, и видела, как их глаза светились уважением при упоминании о нем. Он был хорошим директором, Мария - не факт, что уже тоже, однако ее стремления и амбиции были искренними и связанными с самыми благими намерениями. В глубине души она верила, что продолжает его дело, пусть Фьюри и вылетел с треском, ей было чему у него поучиться, огого как было. Например, Ник был великолепным манипулятором, умел подергать нужные струны, вот и сейчас задел - Марию, да так, что на какое-то мгновение она даже услышала его. Голос отца-пьяницы, вечно недовольного ею, он всегда считал Хилл недостаточно умной, недостаточно сильной, просто недостаточной.. Из-за него Мария и ушла в армию, где все, по ее мнению, было просто, вот только оказалось, это впечатление до горечи обманчиво, и Хилл успела по уши увязнуть в чужих-своих интригах.
Тем не менее, вся ее жизнь, весь этот фарс был реальностью, и в ее спальне, в ее кресле сидел Ник Фьюри. Также реальностью было то, что он зачем-то ей нахамил и по ее мнению слищком рано перешел на ты.
- А как вам живется после того, как вы отсюда вылетели? - слова срывались с языка сами, вместе с ядом, Марии не нравилась эта тенденция, приходить к ней домой на рассвете или и вовсе пока она спит и пренебрегать элементарными правилами этикета. - Слышала, у вас отменная новая команда, набираете по возрасту, из кадров не старше двадцати.
Мария палила в воздух, наугад, она искала информацию о Нике, но ее было так не много, правильнее было бы сказать - вопиюще мало. Однако с чем нельзя было поспорить, так это с тем, что этот человек никогда не остается без рабочих рук, а еще со списком лояльных Фьюри кадров, которых вышвырнули из организации вместе с ним. Эти ниточки можно было отследить, кто-то по-прежнему был в зоне доступа, а вот некоторые исчезли, будто в воду канули. Так же, как Фьюри, Мария предполагала, что кое-кого он забрал под свое крылышко, например, агент Джонсон, уж эта-то бы без его помощи не укрылась так от розыска. Хилл хорошо помнила ее, коротко остриженная девчонка слишком похожа на нее пятнадцать-двадцать лет назад, даже внешне, столько же энергии и спесь не сбита. Удобный, податливый пластилин.
Она повела плечами, разминая руки, отправляя голопроектору команду отключения. Правая рука Марии, начиная от плеча, подернулась серебристой рябью, оголяя металл, будто сползала мелкая рыбная чешуя. Пазы протеза с тихим скрежетом становились на место.
Мария поднялась с постели, шагая к посетителю, слитным, неразрывным движением, эргономика воздушной базы не оставляла много пространства даже в таких помещениях, как директорский бокс, и между постелью и креслом не оставалось даже десяти шагов. Хилл даже интересно, будет ли он стрелять в нее, он, возможно-союзник, а сейчас - незваный гость в ее доме, нажмет ли он на курок, когда напротив - всего лишь женщина в нижнем белье, которую он разбудил посреди ночи.
Первые две пули вонзились в пол у ее ног, предупреждение, которое она проигнорировала. Сыворотка сделала ее быстрее, однако даже ее не хватило бы, чтобы избежать ранений на таком расстоянии, но вот улучшенная реакция и предельно удобная, прочная бионика, способная двигаться с достаточной скоростью, позволила отбить еще два выстрела в районе корпуса.
Этот парень, похоже, не шутил, и был готов убить ее, если что-то в их беседе пойдет не так. Что ж, Мария тоже не любила играть в игры, когда можно обойтись без них. Приблизившись к мужчине, она молниеносным движением, но отнюдь не вкладывая в него силу, которая бы раскрошила кость, нанесла удар металлическим кулаком по его челюсти.
- Спасибо за дельные советы, мистер Фьюри, - Хилл отступила на шаг, спокойная, на удивление мирная. - Еще что-нибудь?