Чарльз чувствовал, что стена, выстроенная вокруг из желания защититься от Эрика, начинала рушиться. Он оградил себя от воспоминаний, приносящих боль, о тех временах, когда он позволил другу залезть к нему в душу и прочно там обосноваться. Без них было легче – вместо положенного успокоения и радости они приносили с собой лишь тоску и саднящее ощущение потери.

Мужчина надеялся, что со временем станет легче. Время должно было лечить, притуплять боль, не дающую покоя. Десяти лет для этого оказалось мало – ему не удалось с ней даже свыкнуться.

Он позволял себе не так много воспоминаний о старом друге. Злосчастная Куба и их последняя встреча в тюрьме. Два переломных момента в жизни Чарльза: первый лишил его друга и ног, второй – его самого. От прежнего Профессора не осталось и следа: ни способностей, ни Школы, ни надежды.

Так было легче. Он убеждал себя в том, что ненавидит Эрика. Убеждал, что тот монстр, воплощение зла. Не раз объявлял, что его место в тюрьме, он ведь чудовище. Со временем сам в это поверил, отгородившись от прошлого, связанного с ним. Было, да прошло.

Ему снились кошмары. От голосов в голове ему удалось избавиться, но на смену им пришли тревожные сны. Эрик, война, Рейвен, снова Эрик. Ракеты, взорвавшиеся над Карибским морем, пуля, взорвавшая одновременно с ними тысячи оттенков боли. Прохладный мягкий песок и глаза друга, оставившего его там. Все это навязчиво преследовало его все эти десять лет, не оставляя в покое практически ни на минуту.

Сейчас Леншерр был непозволительно близко – Чарльз шел за ним в гостиную, - и вся старательно выстроенная ненависть катилась к чертям. Ему снова удалось это, он снова заставил его чувствовать себя виноватым. Словно профессору было и так мало того, за что он грыз себя на протяжении этого десятка лет.

Он мог ненавидеть себя, яростно, самозабвенно и до одури разрушающе. Но отчего-то не мог ненавидеть того, кого легче всего было обвинить во всем случившемся.

Ксавье почувствовал резкую режущую боль в позвоночнике, когда как раз добрался до кресла. Вцепившись в кресло так, что побелели костяшки пальцев, он зажмурился и тряхнул головой. Они были всюду, эти голоса, сводившие его с ума, снова были в его голове. Шептали, переговаривались, перебивали друг друга. Он хотел схватиться за голову, но чувствовал, что ноги уже почти не держат.

- Хэнк,  – он позвал его голосом, чуть севшим от испытываемой боли, и повторил еще раз уже громче, с отчетливыми нотками паники, - Хэнк!

Любое промедление значило еще несколько секунд боли, еще больше голосов, еще больше страданий – своих и чужих. Чарльз боялся их панически, до дрожи.

Маккой появился из ниоткуда, быстро усадив профессора в кресло и раскрыв медицинский саквояж. Несколько уже готовых, наполненных шприцов лежали в ряд, чтобы быть всегда под рукой. Ксавье испытывал страх от одной лишь мысли оказаться где-то без них.

Он действовал быстро, отточенным движением перетягивая жгутом себе руку повыше локтя, прихватывая его зубами и вводя иглу в вену. После стольких лет он мог это делать не глядя. Он всегда колол сам – Зверю это было слишком…неприятно, поэтому он не видел смысла напрягать друга.

Сердце колотилось как бешенное, а дыхание сбилось. В висках стучало, все еще отдавая эхом голосов, желающих продлить пытку. Они пытались задержать еще на доли мгновения, но подгоняемые лекарством, превращались в отголоски. Боль притупилась и почти пропала за ними вслед.

Прикрыв глаза, Чарльз глубоко вздохнул, пытаясь восстановить дыхание, когда услышал его голос.

Он почти и забыл о том, что они с Хэнком не одни в комнате. Под приступом удушливой паники его перестало заботить, что за всей этой картиной наблюдал Эрик. Эрик, еще в самолете высказавший свое презрение к тому, что друг добровольно отказался от способностей. Ему было это не понять, ему не приходилось жить с этим.

- Приятней, чем боль, - Чарльз огрызнулся, все еще приходя в себя. Он не хотел, чтобы друг лез с нравоучениями. И без них было тошно. – Это мое решение, Эрик. Ты понятия не имеешь, какого это, чтобы осуждать меня.

Вытерев испарину со лба услужливо подсунутой салфеткой, Ксавье благодарно кивнул Зверю. Ему это тоже не нравилось, но, в отличие от Леншерра, он тактично держал язык за зубами.
[AVA]http://savepic.su/5891920.png[/AVA]

Чарльз с тоской подумал о том, что ему необходимо выпить. Лекарство принесло облегчение, сняв боль и избавив от голосов в голове, но заставить Эрика прекратить на него так пристально и осуждающе смотреть оно не могло. Его коробило от мысли, что мнение друга все еще что-то значит для него, пусть он тысячи раз называл его монстром. Самообман порой был штукой ненадежной и действовавшей только до поры до времени. С момента выхода Леншерра из тюрьмы, все вновь начало катиться к чертям.

На вопрос о том, захватили ли они хоть что-нибудь из алкоголя с борта самолета, Хэнк ожидаемо помрачнел. У парня всегда были проблемы с контролем эмоций – скрывать ему их точно не удавалось. Чарльзу было все равно – за этот десяток лет он должен был привыкнуть к его образу жизни. Порой ему казалось, что Маккой его даже понимал, поэтому все попытки вправить мозги заканчивались также быстро, как начинались.

Поэтому сейчас Хэнк шел за бутылкой и бокалами, как всегда молча сдерживая недовольство.

Когда Эрик заговорил, Ксавье захотел его ударить. Не от того что он говорил, а от того как. Друг вновь переворачивал все с ног на голову, не оставляя ему ни единого шанса. Чарльз был готов услышать в его голосе многое – презрение и злость, как одни из самых очевидных вариантов, - но не тревогу за него.

Это меняло все на корню. Эрик должен был злиться не потому, что волновался за него, а потому, что весь этот добровольный отказ от способностей не вязался с его идеологией. С тем, ради чего он бросил его тогда на пляже. Человек, подтолкнувший его к этому, не мог сейчас просить заботиться о себе.

Чарльз чувствовал, что не выдерживает. Ни прикосновения, от которого чуть не вздрогнул, ни слов, ни взгляда, от которого отвел глаза, опустив вниз. Начинает сдаваться, теряя уверенность в том, что делает и что имеет право на это. Леншерр не разменивался на мелочи, предпочитая бить сразу в яблочко, давить на его любовь и ответственность к студентам. Вот только было одно «но».

- Они не вернутся.

Он отчеканил это уверенно, зная, что прав. Он убедил себя в этом еще шестьдесят четвертом, когда призыв только начался.

- Их забрали в шестьдесят четвертом, с тех пор ни от кого из них не было вестей. Они не вернутся, Эрик, так что застать мой труп им не удастся.

Чарльз дернул плечом, сбрасывая руку друга, и резко встал. В дверном проеме показался Хэнк с бутылкой виски и парой бокалов. Составить им компанию он явно не собирался. Направившись к нему, мужчина, поблагодарив, перехватил из его рук ношу и поставил на небольшой журнальный столик рядом с креслами. Разлив жидкость по бокалам, передал один Эрику и сделал большой глоток из своего.

- Не строй из себя мать Терезу, тебе не идет. Это лекарство разработал Хэнк, не думаю, что я умру в ближайший десяток лет.

Так было легче. Огрызаться на него и злиться было легче, чем принять после всего, что произошло его заботу.
[AVA]http://savepic.su/5891920.png[/AVA]

Чарльз успел сделать еще один большой глоток, пока Эрик говорил. С годами привычка смаковать и получать удовольствие от алкоголя отошла на второй план. Удовольствия уже не было, а выдержка и аромат волновали его в меньшей степени, чем то иллюзорное успокоение, которое он находил в коричневатой жидкости. Пил мужчина быстро, большими глотками, почти не чувствуя, как алкоголь обжигает горло.

Он налил себе еще, плеснув куда больше положенного, и сел обратно в кресло, пристроив руку с бокалом на подлокотнике. Столько не наливали даже самые щедрые бармены, но Ксавье не хотелось вставать еще раз. А то, что встать понадобится, он знал совершенно точно – Эрик завел тему, о которой с ним не заговаривали уже очень давно. Хэнку не хватало смелости напоминать о студентах, отправленных на другой континент бороться за чужие идеалы.

Чарльз не нуждался в напоминаниях. Он помнил о них каждый день, каждый час. Не забывал даже на долю секунды. Такое невозможно было забыть, и простить это судьбе тоже было нельзя.

Друг был прав. Умереть можно было по разному, и смерть физическая была самым легким и самым приятным вариантом. Однако он в упор не видел и не понимал другого. Его сильный, слишком упрямый друг, сумевший пережить десять лет заточения, не понимал одного – нельзя убить того, кто уже мертв. С этим не могло справиться ни одно лекарство, в особенности то, которое помогало хотя бы не сойти с ума.

- Я никогда больше не буду лезть ни в чью голову, Эрик.

Слишком категорично, слишком резко и зло. Чарльз не собирался оправдываться за то, что он делает. Это был его выбор, и Эрику, так отчаянно всю жизнь желавшему действовать лишь по своей воле, а не по чужой указке, стоило бы первому понять и принять это. Как он сделал свой выбор тогда на Кубе, убив Шоу, так и Чарльз делал его, отказавшись от способностей, мучивших его.

Он откинулся на спинку кресла, делая еще глоток. Похлопал по карману пиджака, проверяя наличие сигарет. Он баловался ими еще на войне – тогда там курили все, по-другому не получалось. Но вернувшись с войны, он больше никогда не возвращался к этому, не было необходимости вплоть до шестьдесят четвертого, когда война началась внутри него.
Заведомо проигрышная и изматывающая.

- Не убеждай меня в том, что они живы и все хорошо. Ты сам в это не веришь, но пытаешься убедить в этом меня? Брось, мне даже не нужно читать твои мысли. Ты знаешь о них ровно столько же, сколько и я, то есть ничего.

Чарльз злился. Злился на друга, пытавшегося убедить его в том, во что сам не верил. Они поменялись ролями, только в отличие от Эрика, во все, что он говорил, он действительно искренне верил. Друг не был законченным оптимистом, а потому наверняка понимал, что, если за эти десять лет никто не объявился, значит, объявляться было некому.

- Они дети, Эрик. Не знавшие, как обращаться с оружием и не умеющие обращаться со своей силой. Знаешь, сколько таких погибло на моих глазах? Я выжил только благодаря своим способностям, но я уже умел ими управлять, а они – нет.

Ксавье не заметил как повысил голос, высказывая все это другу. Не до крика, когда на шум могли объявиться Хэнк и Логан, но дверь все же стоило бы прикрыть. Если в тактичности Зверя он еще был уверен, то вот Джеймс подобными качествами мог и не отличиться.

- Возможно, небольшая часть из них жива, но истерзана болью от смерти друзей. Я не хочу их страданий, Эрик. Не хочу.
[AVA]http://savepic.su/5891920.png[/AVA]

Чарльз слушал внимательно, не перебивая. Слова Эрика достигали цели, он всегда умел говорить правильные вещи. Однако вместо того, чтобы задуматься над этим и повести себя разумно, как непременно повел бы, когда они только познакомились, Чарльз злился. На то, что друг отчасти прав и на то, что категорически не хочет его понять.

Он встал с кресла резким рывком, оказываясь рядом с ним. Сдержаться от желания ударить его вновь, было тяжело. Удар в челюсть в лифте действительно принес облегчение, позволив выплеснуть все эмоции, но сейчас подобное было бы скорее показателем его слабости. И показателем, что друг прав.

- Да пошел ты, Эрик.

Сделав пару шагов к столику, на котором лежал ранее составленный бокал, он подхватил его, направляясь к выходу. В проеме остановился и обернулся, облокотившись на стену. Холодно улыбнулся, глядя на друга, и сделал глоток.

-  Так легко стоять сейчас здесь и упрекать меня в том, что я не помогаю своим студентам, да? Действительно, не помогаю. Мне нечем им помочь.

Вытащив из кармана пиджака пачку, Чарльз прихватил зубами сигарету и щелкнул зажигалкой, обнаруженной там же. За десять лет изменилось многое, в особенности – он сам. Эрик, запертый клетке, не имевший никакой связи с внешним миром, нашел в себе силы остаться тем же и требовал этого от других, но профессор был вынужден его разочаровать.

Тот, кто сам не верил, не мог дать надежду другим. Пусть бы он тысячи раз повторял им, что верит в них, что впереди их ждет светлое будущее. Все было бы чушью и ложью, от первого до последнего слова. Умение подбирать нужные слова ушло от него вместе с тем, как образовалась огромная, зияющая рана. Он не мог помочь себе, а Эрик хотел, чтобы он помогал другим.

- Скажи мне, Эрик, ты чувствовал когда-нибудь чужую боль? Уничтожающее ощущение. Представь его, помноженное на сотни, на тысячи страданий. Я чувствовал их каждый день с тех пор, как перестал контролировать способности. Каждый день, каждый час, даже во сне. Никто не имеет права осуждать меня за то, что я захотел от этого избавиться, потому что никто бы не смог выдержать этого и дня.

Чарльз говорил тихо, глядя на друга помутневшим от воспоминаний взглядом, напрочь забыв о сигарете, тлеющей в руках. Сейчас для него ничего вокруг не было. Только он, его боль и Эрик, не желающий его понять.

- А теперь ты вернулся из тюрьмы, такой правильный, благородный и заботливый, и хочешь, чтобы я испытал все это вновь. Поверь, мне достаточно своей боли.

Ему и ее было через край. Леншерр был прав – они все потеряли что-то в этой войне, и глупо было говорить о том, чьи потери больше, а чьи меньше. Правда была в том, что со своими Чарльз справиться не мог.

Дойдя до окна, он выкинул то, что осталось от сигареты, и подошел к мужчине.

- Ты хочешь, чтобы я в них верил? Мой друг, ты должен лучше всех знать, как мало значит эта вера.

«Я верил в тебя. И не было на свете человека, которому я хотел помочь больше».

Осушив одним глотком то, что осталось в бокале, Чарльз подхватил с журнального столика почти полную бутылку и, отсалютовав пустым бокалом, вышел из комнаты.
[AVA]http://savepic.su/5891920.png[/AVA]

Все вокруг отчего-то прыгали от счастья, что он прекратил наконец-то принимать лекарства. Хэнк, Логан, он сам в будущем и, если верить когтистому, Эрик. Тоже в будущем. Радовались, словно он вышел из комы или избавился от зависимости, зажив наконец-то нормальной жизнью. Радовались не только потому, что с его помощью теперь легче было найти Рейвен, но и будто бы решив, что теперь он такой же как прежде.

Видимо, после разговора с самим собой, пустота в душе должна была сама с собой рассосаться, а способности вернуться. К слову, способности действительно вернулись. Вместе с ними вернулись и голоса.

Чарльз потихоньку учился принимать свою боль, начиная с мельчайших крупиц, но до конца она ему подвластна еще не была. Также как и не были подвластны способности. Прямая взаимосвязь его отчасти убивала – в своем беззаботном слишком далеком прошлом он, признаться, и не подозревал, откуда именно идет сила, как и всякий ученый, считая ее побочным эффектом сбоя генетического кода. Чем-то само собой разумеющимся при подобном ДНК. Примерно как дышать и моргать.

Единственное, что дал ему разговор с самим собой – понимание, куда и как направить свою боль. И Чарльз старался, очень старался. Ему понадобилось не так много времени, чтобы вновь научиться пользоваться своей силой, а главное – держать ее под контролем. Да, он тратил на это не малую часть энергии, но у него получалось. Правда, только днем.

Ночью все начиналось заново. Засыпая, он терял концентрацию, позволяя голосам проникать в его голову, сплетаясь в один клубок из кошмаров. Голоса шептали, голоса кричали, голоса просили о помощи. Это было невыносимо. Ксавье предпочитал бодрствование подобному урывочному сну, изматывающему еще больше, чем его отсутствие.

Он не жаловался. Последний разговор с Эриком заставил его разозлиться на самого себя в той мере, которой было достаточно, чтобы он попробовал что-то изменить. Хэнку не нужны были объяснения: к сожалению, отсутствие сна сказывалось не лучшим образом, и если все были уверены, что хуже профессор уже выглядеть не может, то за эти несколько дней он упрямо доказал обратное. Может. К бороде и нестриженным волосам, очень, впрочем, вписывающимся в современную моду, прибавились синяки под глазами, а лицо осунулось еще больше.

Ко всему прочему, он стал раздражительным, однако теперь его мучила совесть за свои выходки, потому выглядело это достаточно комично. Он огрызался, а через секунду остывал и спешил извиниться. Хэнк и Логан тактично не обращали никакого внимания ни на его выпады, ни, тем более, на извинения.

Чарльзу приходилось вновь привыкать к ненавистной коляске. Он снова собирал все углы, вновь злился, ругался, но не позволял Хэнку везти его. По дому он предпочитал разъезжать сам, понимая, что рано или поздно к этому придется привыкнуть. Общего дружелюбия ему это не прибавляло.

Когда Эрик объявился на пороге, Ксавье сидел на кровати, бережно усаженный Зверем, в надежде, что ему все-таки удастся заснуть. Вместо этого мужчина сидел, опершись затылком об изголовье кровати и прикрыв глаза, удерживая себя где-то между реальностью и сном, полудреме, позволявшей создать иллюзию отдыха, но все же не достаточно глубокой, чтобы допустить вторжение чужих голосов. Ему даже начинало казаться, что он видит сны.

Друг не стучал, не спрашивал разрешения. Он просто вошел, словно входил в эту дверь каждый день, и сегодня в очередной раз пришел его проверить. Чарльз распахнул глаза, окидывая усталым взглядом Леншерра.

- Хотел бы я разделить твою радость.

Он мимолетно скользнул взглядом по шлему в руках. Эрик ему доверял, раз добровольно в его присутствии, зная о вернувшихся способностях, оставался безоружным. Впрочем, лезть в его голову мужчина не собирался.

- Зачем ты пришел?

Голос Чарльза звучал ровно, он слишком устал для ссоры. Простой интерес. Ему казалось, что в Париже, попытавшись убить Рейвен, зная о его привязанности к ней, Эрик окончательно поставил точку в их взаимоотношениях. Это было показательно, какую бы благую цель он не преследовал.
[AVA]http://savepic.su/5933425.png[/AVA] [STA]i'll take it by your side[/STA]

В какой-то момент Чарльзу показалось, что он все же заснул, и это просто начало его очередного кошмара.  Так бывало всегда, они начинались достаточно безобидно, что потом перерасти в катастрофу, напомнить, что он все еще в аду. Эрик был частым, однако непрошенным гостем в его снах. Насколько профессор хотел увидеть его вновь все эти годы, настолько же мечтал, чтобы он оставил его в покое во сне.

Сейчас Эрик был реален. Он стоял рядом, сбросив куртку на ближайший стул, смотрел ясным, твердым взглядом и допытывался, как давно Чарльз спал в последний раз. Вселенная, кажется, над ними насмехалась. Все шло как-то не так, как-то неправильно. Он не мог заботиться о нем, после всего, что натворил. Не мог хотеть помочь, после того, как бросил его сначала на пляже, а потом попытался убить Рейвен. Его действия были противоречащими, лишенными всякого смысла.

Как мог человек одновременно и причинять боль и хотеть от нее отгородить?

Ксавье был в растерянности. В сонное сознание настойчиво лезли мысли, не его – Эрика. Он пытался от них отгородиться, не желая более лезть к нему в голову, как и пообещал тогда, в лифте. Пытался, но до конца не мог – он чувствовал, что друг был с ним искренен. И это сбивало с толку. Это вновь ломало Чарльза, пытавшегося убедить себя в том, что от его друга, того, кем был Леншерр в шестьдесят втором, осталось одно лишь воспоминание.

Теперь это воспоминание стояло перед ним, протягивая руку помощи, путая в голове профессора и так спутанные донельзя мысли.

Он не хотел отвечать. Из принципа. Потому что «тебя это не касается, Эрик». Потому что не понимал, какого черта он тут делает, и потому что боялся, что будет еще больнее. Друг обладал уникальным талантом, искренне не желая зла, причинять его в той мере, в которой не удалось бы никому другому.

- С тех пор, как мы вернулись из Парижа.

Дать более точный ответ было проблематично. Дни слились для него в один, и он не мог точно сказать, прошло ли два дня или больше. Скорее два-три, Париж был будто бы не так уж и давно, но ему и этого было достаточно, чтобы реакции стали более заторможены, а глаза слипались. После первых суток был даже необъяснимый прилив энергии, на котором он думал, что сможет продержаться еще долго. Маккой его, правда, быстро разочаровал. Кстати о нем.

- Хэнк рассказал?

В общем-то, это был риторический вопрос. Отчего-то, несмотря ни на что, Зверь считал, что в вопросе его выздоровления, Эрик влиял на него положительно. Он всегда был проницательным мальчиком, а потому вряд ли списал согласие Чарльза отказаться от лекарств на дар убеждения Логана.

Эрик играл нечестно и бил ниже пояса. Он просил его не отталкивать. На какой-то миг Ксавье даже стало тяжелее дышать – они словно снова оказались в шестьдесят втором с той разницей, что тогда он просил принять его помощь.

Упираясь руками в кровать, он чуть подвинул корпус, поморщившись от резкой боли в спине, и притянул к себе ноги, освобождая место. Зрелище было не самым приятным и в первую очередь для него, но ему казалось, что он даже вновь начинает привыкать к абсолютно неподвижным, нечувствительным конечностям. Если бы только с ними не было столько мороки.

- Садись, не стой столбом. Мне и так теперь приходится задирать голову, разговаривая с кем-то. Будь другом, избавь меня от этого хотя бы сейчас.

Указав рукой на краешек кровати, Чарльз окинул друга невеселым взглядом.

- Боюсь, ты не в силах мне помочь, но ты можешь кое-что сделать для меня. Не заставляй меня завтра беспокоиться еще и о тебе.

Ему не нужно было лезть в голову Эрика, чтобы знать, что он завтра будет в первых рядах у Белого Дома. И будет вряд ли тем, кто пришел туда с мирной целью предотвратить убийство Траска.
[AVA]http://savepic.su/5933425.png[/AVA] [STA]i'll take it by your side[/STA]

- Нет.

Чарльз чуть повысил голос, глядя на ненавистный шлем в руках Эрика. Шлем насмешливо поблескивал, отражая приглушенный свет одно из ламп, и совершенно не желал никуда деваться под взглядом своего главного врага.

Возможно, с его стороны это было не очень умно. В предложении друга здравого смысла было больше, чем в надежде Чарльза пережить еще один день без сна. Пережить и помочь Рейвен, ни в чем не повинному правительству, Траску, чудовищные заблуждения которого привели к непоправимой трагедии.

Их будущее не должно было быть таким, каким он увидел его в воспоминаниях Логана. Если бы Эрик видел все это, видел, к чему могла привести вражда, так старательно им культивируемая как единственный способ защиты, он бы испугался. Даже ему стало бы страшно от того, куда они могут сами себя завести, когда одна единственная смерть меняет ход истории, обрекая их на плачевные последствия. И одна единственная спасенная жизнь дает им надежду.

Друг всего этого не видел, не слышал и не захотел бы принять, даже вздумай Чарльз ему это рассказать. Он верил в правильность своих убеждений, верил, что они, мутанты, не могут жить в мире с людьми, и практически ничто не могло заставить его усомниться.

Надев этот шлем, Эрик, сам того не желая, развел их по разные стороны, заставив Ксавье всей душой возненавидеть этот предмет, разделивший, так осязаемо, их тогда на Кубе и разделявший по сей день.

- Я ни за что не надену это.

Он не хотел до него даже дотрагиваться.

Однако в чем-то Леншерр был, несомненно, прав и, конечно, знал это сам. Ему действительно нужно было поспать. Чем хуже он себя чувствовал, тем меньше контролировал свои способности, а это было единственное, чем он мог завтра кому-либо помочь. В том числе и Эрику.

Загадывать заранее Чарльз не любил и отдавал должное непредсказуемости жизни, а потому не исключал никаких вариантов. Неотвратимость того, что завтра все те, кто ему дорог окажутся в одном месте, заставляла его чувствовать как облегчение, так и страх. Облегчение от того, что каждый из них будет под присмотром, и страх за то, что он не сможет кого-то из них уберечь.

Он принял как должное то, что не сможет уговорить друга держаться подальше от Вашингтона. Он на это практически и не надеялся – Эрик пришел сюда не за тем, чтобы ему вправляли мозги. Сегодня он не искал помощи, он ее предлагал.
Ксавье был бы рад ее принять, но не мог побороть свою неприязнь к предмету, обещавшему избавить его от злосчастных голосов, как избавлял друга от его.

- Не дави, - попросил Чарльз, поморщившись на просьбу и невольно услышанные мысли друга, - я знаю, что нужен им. Тем, кого ты хочешь обречь на смерть.

Чарльз не обвинял, лишь констатировал. Ровно, спокойно, словно они говорили о погоде, а не о желании Леншерра развязать третью мировую, в которой непременно пострадали бы все. И те, кого он так отчаянно презирал, и те, кого пытался уберечь.

- Но если у тебя нет других предложений, значит, мне всего лишь придется приложить завтра чуть больше усилий, - он улыбнулся уголками губ, намеренно чуть раззадоривая друга, не уточняя, что «чуть больше усилий», пожалуй, сейчас значило «больше, чем он был в состоянии».[AVA]http://savepic.su/5933425.png[/AVA] [STA]i'll take it by your side[/STA]

Отредактировано Charles Xavier (2015-08-30 21:46:49)

Эрик был прав – Хэнк действительно потакал его капризам, но винить в этом ученого было бы неблагодарностью. Все поблажки, на которые он шел ради Чарльза, были не более, чем неприятной необходимостью. Зверь не знал, как себя вести, не знал, как будет лучше, и меньше всего хотел причинить еще больше боли. Ему не хватало силы духа ни встряхнуть профессора, ни отказать в чем-то, ни спорить с ним. Хэнк был мальчиком, верящим в чудеса больше, чем кто либо, поэтому он просто надеялся, что все образуется как-то само.

Говорят же, что время лечит. В их случае, оно только сильнее втаптывало в землю.

За эти годы от приказного тона Ксавье отвык. От твердости и упорства друга тоже. Возможно, он и вел себя как ребенок, он даже не собирался с этим спорить, но шлем вызывал у него отторжение. Шлем был виновником всех их проблем, пусть даже мужчина и понимал, что это вовсе не так. Но с этого злосчастного предмета, отобранного у Шоу, все покатилось в тартарары и привело к тому, что они имели сейчас.

Это «сейчас» не отличалось теплотой, пусть даже они и сидели в комнате, словно между ними не было никаких преград, но ночь была не такой длинной, какой казалась, а утро было неумолимо.

- Ты не оставляешь им шанса, Эрик. Ты считаешь, что нам угрожают они все. Это не так, - мягко поправил друга Чарльз, коротко усмехнувшись на замечание о волосах. Его прическа, кажется, не давала никому покоя. Только Логан ничего еще не сказал насчет нее, видимо потому, что сам был вечно небрит и патлат. - Отстань от моей прически. На улице семидесятые, сейчас все так ходят.

Он бросил очередной взгляд на шлем, мужчина зацепился за непонятного вида рожки. В шестьдесят втором ему было некогда разглядывать модный аксессуар друга, зато сейчас, учитывая, что он грозил оказаться на его голове, было самое время.

- У тебя вообще рога на шлеме, - сообщил Ксавье, фыркнув от смеха, - я это точно не надену.

Впрочем, Леншерр всегда умел найти подход. От поставленного ультиматума Чарльз на долю секунды потерял дар речи. Хуже всего было то, что он не сомневался в друге – действительно наденет его сам и муками совести терзаться не будет. Для этого даже не нужно было лезть ему в голову – достаточно было серьезного взгляда. Эрик не привык кидать слова на ветер и отступать от намеченного. И если он считал, что шлем поможет уложить профессора спать, он сделает все, чтобы как минимум проверить свою теорию. Хочет того тот, кому вознамерились оказать помощь, или нет.

Чем-то Чарльзу это напоминало его собственные методы. Он тоже не спешил спрашивать у Эрика разрешения на то, чтобы его помочь. Он просто помогал, а ему оставалось смириться с этим.

Мысли друга были слышны, пусть даже он и пытался их приглушить. Быстро сообразив, что волей-неволей, но Чарльз находится в его голове, Леншерр пытался оставлять в мыслях нужную информацию. В них почти не было переживаний, только забота. Искренняя и чистая. Все остальное, что мучило друга, ускользало, предлагая ловить за хвост, однако углубляться Чарльз не хотел. Он это чувствовал, и ему было достаточно.

Ксавье глубоко вздохнул, прежде чем взять в руки шлем. Он делал это лишь по одной причине, и это не имело ничего общего с ультиматумом друга.

Эрик старался и хотел помочь из самых светлых чувств. Отталкивать его сейчас было бы верхом жестокости. Оттолкнуть его сейчас значило причинить боль снова, показать, что не доверяет, что не может простить. Чарльз доверял, и Чарльз простил. Возможно, что только сейчас, и что большую роль в этом сыграло появление друга на пороге комнаты, но он простил и ясно это осознавал.

Профессор надел шлем, повертев его в руках. Тишина, образовавшаяся вокруг, оказалась почти оглушающей. Он так привык к постоянному назойливому присутствию голосов, тихонько жжужащих, когда ему удавалось контролировать силы, и кричащих, когда нет, что сейчас тишина казалась чем-то непривычным. Он обескуражено моргнул пару раз, поднимая на Эрика удивленный, недоверчивый взгляд голубых глаз.

- Работает… - осторожно, словно боясь, что сейчас все начнется заново, поделился наблюдением Ксавье, и улыбнулся, почти робко, - работает, Эрик! [AVA]http://savepic.su/5933425.png[/AVA] [STA]i'll take it by your side[/STA]

Отредактировано Charles Xavier (2015-08-31 13:16:02)

Ощущение было странным. Прохладный метал, касавшийся кожи, такой чужеродный и ненавистный донельзя, сейчас защищал и оберегал его с легкой руки друга. Чарльз в очередной раз чувствовал растерянность, с одной стороны всей своей сущностью капризно сопротивляясь и не желая принимать никакой помощи от этой штуки, с другой – испытывая к ней странную благодарность.

Вокруг была тишина. Спокойная, уже почти не оглушающая, но еще совсем не привычная тишина. Он не слышал ее с тех пор, как отказался от лекарства, и был рад ее присутствию вновь.

Ксавье весело фыркнул на заявление друга, решив не вдаваться в подробности и не напоминать, что врать телепату – дело бессмысленное, в особенности, телепату, который не до конца контролирует свою способность, а потому слышит даже то, что не хочет слышать. Легкий налет сомнения он чувствовал, еще когда Эрик только предложить надеть шлем. Слабый, но он был, и сейчас Чарльз чувствовал особую благодарность к другу, решившему попробовать, даже зная, что столкнется с отказом и не зная наверняка, что это сработает.

- Не можешь – имей совесть, я и так не в восторге от происходящего.

Еще раз недоверчиво проведя пальцами по шлему, Ксавье вздохнул, отчасти смирившись, что это станет его лекарством от бессонницы на сегодняшнюю ночь.

С интересом наблюдая за манипуляциями Эрика с собственными ботинками, а потом и с его ногами, мужчина выгнул бровь, бросая на друга насмешливый взгляд. Наглости ему было не занимать, учитывая, что он крайне самостоятельно заявился в его дом, а сейчас вот, ничуть не смущаясь, устраивался поудобнее на его кровати.

Умозаключения Леншерра были чертовски близки к истине. Если бы он оставил профессора наедине со шлемом, то вполне вероятно, что утром застал бы друга спящим над записями о своем головном уборе. Чарльз в первую очередь был ученым, пусть и генетиком, но страсть к изучению всего нового и необычного не зависела от специализации.

- Прав, - неохотно согласился мужчина,  касаясь макушкой спинки кровати.

Он чувствовал странное облегчение от того, что Эрик был с ним. Пусть даже утром он вновь разведет их по разные стороны, но сейчас он был здесь, заботился о нем, переживал. Словно так и должно было быть, несмотря на их разногласия. И Чарльзу было приятно осознавать, что как Эрик был ему по прежнему дорог, так и он был дорог ему. Все эти годы ему чертовски не хватало его друга.

Облокотившись на плечо друга, Ксавье устроился поудобнее, закрывая глаза.

- Спасибо, Эрик, - пробормотал он уже сквозь сон, чувствуя, как усталость прошедших дней навалилась на него, не оставляя ни единого шанса на бегство.
[AVA]http://savepic.su/5933425.png[/AVA] [STA]i'll take it by your side[/STA]