И снился Капитану сон. Не то, чтобы это был прямо уж таки кошмар, но что-то в нем определенно было не так.
Короче, не стоило Старку говорить о том, что он мог бы одеть костюм Капитана Америка, потому что мозг Роджерса обработал эту информацию как-то совсем по-особенному и крепкий предрассветный сон Стива был испорчен причудливым видением, в котором Тони, в костюме цветов американского флага и корндогом (вместо щита?) в руке, верхом на белоголовом орлане, рысью бегущим по земле, вел в бой против Стива амию клонов Марии Хилл, а бедняга Роджерс  оказывался совершенно беспомощен перед этой непреодолимой силой. Как, скажите, возможно отбиться от врага глазированным пончиком и зубной щеткой? Тем более, что даже во сне Капитан ощущал сосущий голод и жертвовать пончиком для повержения клонов не собирался. И даже более того, думал о том, что корндог, которым в его сне так воинственно размахивал Старк, должен принадлежать ему. Поэтому отбиваться приходилось только лишь зубной щеткой. Победа давалась с трудом, но она была близка - оставалось пройти последние ряды клонированных Марий и вожделенный корндог, вырванный из руки Железного Капитана стал бы заслуженным трофеем, достойным того, чтобы быть отлитым в золоте...
Но тут Роджерс проснулся и с трудом заставил себя разлепить немного заплывшие глаза.
Нет, Тони определенно не стоило говорить о возможности примерить костюм, потому что видимо эта информация была воспринята подсознанием Стивена в штыки и отсортирована в папку с ярлыком "ужас", иначе откуда бы такие сны?
От того, что отбить корндог так и не удалось, есть хотелось только сильнее, но прежде необходимо решить некоторые другие вопросы, первым из которых стояла потребность понять, где именно Роджерс находится.
Заснуть в присутствии Старка было определенно не лучшим решением Стивена, но оправдание себя в том смысле, что он все-таки не железобетонный и его силы имеют лимит, на удивление хорошо сработало в этот раз и Капитан не стал биться лбом о спинку кровати, кляня себя за легкомысленность.
Вместо этого он избавился от иглы, перекачивающей в его вену физиологический раствор, содрал присоски датчиков и встал. Слабость тут же ударила под колени, но Роджерс взял себя в руки, в том смысле, что ухватился руками за стул, приставленный к кровати, и все-таки устоял. Ощупал ногу - она была заключена в легкий и удобный фиксатор. Этот... как же его? Отпечатанный (надо же!) на три-де принтере. Капитан относился к таким вещам как к поразительному и малопонятному волшебству - как по нему, старый добрый гипс был надежнее и привычней. Но это было его заплесневелое мнение и Роджерс постепенно отвыкал вворачивать по делу и без замечания вроде "а раньше было не так...", тем более, что фиксатор и вправду был удобным.
На прикроватном столике нашелся графин с водой и стакан, и вторым делом Капитан понял, что у него в глотке, вплоть до самого желудка, было сухо как в пустыне. Вода оказалась теплой и раз десять отфильтрованной, отчего совершенно безвкусной, но Стив не привык капризничать и в удовольствием утолил жажду.
Третьим делом организм Стива прокричал хозяину, что хорошо бы облегчиться, после чего не мешало бы привести себя в порядок, и Роджерс потащился в уборную, откуда спустя некоторое время вышел слегка посвежевшим, умытым и с влажными волосами.
Капитан был бос, из одежды на нем были лишь тонкие пижамные штаны да футболка. От ошметков его одежды ничего не осталось, а пижама хорошей заметой не считалась, но Стив только лишь вздохнул и выглянул из комнаты. Коридоры были тихи и пустынны, а судя по серости за слегка затемненным окном, было ранее утро.
Поэтому, четвертым делом Капитан хорошенько задумался. После кошмара со Старком в главной роли, ложиться и снова засыпать решительно не хотелось. И вряд ли зверский голод, который уже грозился начать грызть желудок Стивена, позволил бы такое.
Благодаря виду из окна, да и просто тому, что проснулся не в тюремной камере, Капитан давно уже понял, где находится, и примерно мог сориентироваться по поводу того, где именно сможет найти себе хоть какой-нибудь перекус.
Мысленно ругая конкретных миллиардеров и ни разу-не-филантропов за то, что те не могут обойтись более ограниченным пространством для размещения своей тушки, Капитан неспеша пополз вдоль коридора, запоздало вспоминая свой сон и думая о том, почему все-таки тот орлан не летал? Парящий в воздухе Капитан Железка выглядел бы внушительнее.
- Но тогда шансов отнять корндог было бы меньше! - воскликнул Капитан Оптимизм.
- Мы и так не смогли его отнять... - пробормотал Капитан Пессимизм.
- Заткнуться и ползти вперед! - оборвал сам себя Капитан "Очевидность" Америка и с целеустремленностью столетней черепахи двинулся дальше.

Отредактировано Steven Rogers (2015-07-19 20:37:50)

Мысленно кряхтя и посыпая пол песочком, Кэп дополз до кухни, а на пороге едва удержал себя от того, чтобы развернуться и уползти назад. Но его заметили раньше, чем тело успело среагировать, выдав позорное желание Стивена ретироваться.
Да, он не знал, о чем теперь говорить со Старком. Но нет, он не собирался отказываться ни от единого слова, сказанного вчера. Тем более, что организм все еще продолжал намекать на необходимость кормить его, хотя бы изредка, поэтому Роджерсу ничего не оставалось, как взять себя в руки, придушить неизвестно откуда взявшуюся робость и все-таки войти в кухню, прохрипев что-то невразумительно, но определенно, хоть и издали, похожее на приветствие.
Капитан прополз мимо Старка, к цели своего утреннего визита сюда - внушительному холодильнику, заполненному едва ли на треть. Стив вообще не понимал, зачем он Старку, если тот питается только кофе и едой из ресторанов. Для одной кофемашины не обязательно оборудовать кухню вообще.
Быстрый осуждающий взгляд достался кружке с черной жижей в руках Тони и Стив полез в холодильник, где печально ожидал своей участи лоток с - надо же! - свежими яйцами, галлонной упаковкой молока, там же мужественно чахли овощи, ожидая когда придет время отправиться в отходы и цвел неопознанный кусочек сыра. Тостовый хлеб на удивление выглядел свежим и это было уже хорошо. Нашелся даже бекон - просто праздник.
Хлеб отправился в тостер, бекон - на сковороду, а сам Стив усиленно делал вид, что важнее перемешивания яиц и молока в данный момент ничего нет.
Тостер выбросил первую порцию поджаренных ломтиков хлеба, бекон на сковороде обжарился до нужного состояния и кухня наполнилась умопомрачительным запахом готовящегося завтрака.
Овощи избежали участи погибнуть бесславной смертью в борьбе с плесенью и отправились на сковороду, а бекон - остывать на тарелки. Яичная масса накрыла поджарившиеся овощи пуховым одеялом и оставалось только ждать заключительных аккордов.
Через некоторое время Стив разделил готовый омлет по двум тарелкам и одну из них поставил перед Старком, содержанием второй занялся сам.
Ел Роджерс медленно, аккуратно, даже не смотря на то, что голод приказывал ему наброситься на еду и как можно больше ее запихнуть в страждущий желудок, но Стив был сильнее пороков и так было всегда, поэтому у голода не было шансов, как только угомониться и улечься насытившимся котенком на долгое время.
Но не только самоконтроль являлся причиной нарочитой медлительности Стивена - он просто не знал, что сказать Тони, как будто за все это время общие темы для разговоров исчезли, растворились в их противостоянии. Однако Роджерс заставил себя в конце концов поднять глаза и хотя бы мельком посмотреть на Старка.
И понял, что сделал это зря. Озабоченное и усталое лицо Тони живо напомнило Стиву про утренний яркий сон и очень, очень неуместная мысль не замедлила выскочить откуда-то с задворок растревоженного непривычными образами сознания.
Интересно, если бы Старк все же взял на себя ответственность как Капитан Америка, удовлетворился бы он званием капитана или задним числом двинул приказ о повышении, и чем бы удовлетворился? Майор Америка? Полковник? Бригадный генерал?
Мысль была такой абсурдной, неуместной и глупой и так не вязалась с потерянным видом Тони, что Роджерс не выдержал, с громким звуком столкновения двух деревянных поверхностей уронил голову на столешницу и неудержимо рассмеялся.
Это была не истерика, скорее, какой-то акт освобождения - на самом деле, Кэп наконец-то понял, как же он рад видеть Тони не с экрана телевизора, не на очередной встрече, где тот в красках расписывал красоты и прелести жития под эгидой прекраснейшего из законов, а вот такого - уставшего, взъерошенного как воробей после дождя, со своей неизменной кружкой крепкой кофейной бурды.
Как будто ничего не было.
Беда была в том что было - сколько сил потрачено в борьбе с ветряными мельницами, в отрицании себя и в попытках стереть то, что на самом деле составляло их единственное сокровище - их дружбу, их общие теплые воспоминания.
А сколько им еще придется потрать сил, чтобы попытаться склеить то, что было так бездумно разбито и сделать вид, что все было именно так, заставить себя забыть о шрамах, которые они в пылу бессмысленной битвы успели оставить друг на друге. Выйдет ли это у них так же просто, как до этого получалось разрушать?
Роджерс поднял голову, лоб теперь украшала ярко сияющая полоса, оставшаяся от столкновения со столешницей, и улыбнулся Старку, немного рассеянно, но искренне:
- Рад тебя видеть, Тони.

Отредактировано Steven Rogers (2015-07-21 22:09:39)

Роджерсу было немного неловко за свой неуместный смех - видимо, его черепушка накануне пострадала чуть больше, чем он рассчитывал. Раньше его кошмары отличались кровавостью, а не безумием, и неловкость точно сменилась бы стыдом, узнай Старк, какими именно размышлениями и ассоциациями была вызвана эта странная, не вяжущаяся ни с чем веселость, которая, впрочем, уже схлынула, зато волна ностальгии - болезненная и тягучая - накрыла с головой.
Когда-то эти утренние посиделки не вызывали неудобств - им было о чем поговорить и о чем помолчать в уютной утренней тишине, наполненной запахами готовящегося завтрака и тихой мелодией работающих кухонных приборов. Это было...
Это было хорошее время. Было, а теперь нет. Осталось лишь неловкое молчание, неуклюжие фразы и попытки делать вид, что все нормально. Жалкие, к слову, попытки. Больше похожие на усилия взобраться вверх по гладкой стене, когда не за что зацепиться и проще сдаться, скатившись вниз. Но из каких-то упрямых, не совсем ясных соображений, восхождение на грани сил и возможностей все продолжалось, хоть и не понятно было, есть ли у этой стены край и стоит ли путь затраченных на него усилий.
Окончив завтрак, Роджерс собрал посуду и вдумчиво принялся мыть ее, с видом человека, для которого нет сейчас дела важнее этого. Он давно привык к старковой язвительной манере общения с людьми и в большинстве случаев просто не реагировал, делая вид, что именно так разговаривают обычные люди. Стивен не искал в словах Тони второго дна или скрытых смыслов, воспринимая все, сказанное Старком без каких-либо интерпретаций и с присущей Стиву простотой, поэтому то, что не поддавалось объяснению по умолчанию считалось специфической шуткой, а остальное - по ситуации, как вот сейчас это "волен уйти"  было интерпретировано как мягкий, но явный посыл.
Аккуратно расставив вымытую посуду в сушку, Роджерс вернулся к столу и тяжело опустился на табурет, скрывая таким образом слабость  - после ранения организму нужны были не лишние нагрузки, а время на реабилитацию и сейчас вся энергия шла на восстановление повреждений, боле того, Стивен сознательно направлял ее, ведь чем быстрее он придет в себя, тем быстрее перестанет мозолить Тони глаза своим присутствием. И еще одно...
- Я не собираюсь компрометировать тебя своим присутствием здесь, - зачем стараться зацепиться за гладкую стену, скользи вниз, Стив, скользи дальше, - но мне бы хотелось получить свою одежду перед уходом. Как-то странно будет идти по улице босиком и в пижаме, ты не находишь?
Возможно, Старк подразумевал что-то другое, к примеру то, что не собирается ограничивать свободу Роджерса, но ведь Стив предпочитал буквальное толкование, а речь явно шла о его уходе. Он уйдет, может быть, унеся с собой кроху сожаления от того, что они смогли провести так мало времени вместе, но не осуждая и даже радуясь тому, что смог получить.
Пробуждение в Башне однозначно было сюрпризом из разряда приятных, хоть неловкость пыталась подпортить впечатление.
А еще был странный раздрай, поселившийся в душе после вчерашней встречи. Видимо, сыворотка суперсолдата, которая так хорошо влияла на тело, душу Роджерса затронуть не могла и он стремительно старел, изнутри. Прошлое грозилось поглотить Стивена полностью, не оставляя места для настоящего и тем более, для будущего. Того будущего, которое Капитан всегда видел так ясно, больше не было - впереди зияла пропасть и Стивен инстинктивно пятился назад, в прошлое, где все уже было и даже случившееся плохое оказалось необычайно ценным приобретением.
Там, в прошлом, было легко и ясно. Там были хорошие времена, до сих пор вызывавшие улыбку. Как хорошо было бы, пока еще можно, застыть в этом прошлом, как во льду и чтобы больше никто, никогда не пытался вернуть его к жизни. Она уже была погребена на многих кладбищах в разное время и разложилась, вместе с теми, кто когда-либо был Стивену дорог. Тогда зачем, отчаянно цепляясь за гладкие стены, он упрямо продолжает ползти вверх? Уж не ради ли этих коротких мгновений странной радости, когда можно сидеть напротив взъерошенного Старка, который сейчас был больше похож на популярного в этом Интернете Хмурого Кота, чем на икону современности.
- И еще - перед уходом мне хотелось бы убедиться, что ты лег спать.
Легкая улыбка снова вернулась на губы Капитана. Один неловкий завтрак со Старком походя перевесил значение всего, что составляло бесценное прошлое Роджерса, и Стив не жалел об этом, ни секунды. О причинах этого он даже не думал, наслаждаясь тем временем, которое они сами себе отмерили - оно тоже станет драгоценным прошлым, как только подойдет к концу. Но оно будет неполным, если не постараться что-то сделать, пока есть такая возможность - уменьшить сожаления от не сделанного и не сказанного до минимума.
Роджерс поднялся с табурета и прихватив его с собой, переместился на ту сторону стола, где устроился Старк, сейчас полностью окопавшийся в своем наладоннике, да с таким отчаянным усердием, словно прятался там от Роджерса.
Стивен поставил свой табурет впритык к старковому и снова тяжело примостился на седалище так близко, что его колено коснулось ноги Тони. Роджерс мягко но решительно отнял у Старка гаджет и отодвинул его на край стола, словно бы обезоруживая того этим нехитрым действием, вынуждая, хотя бы ненадолго, поднять глаза.
Капитан накрыл широкой ладонью едва заметно подрагивающие пальцы Тони и немного помолчал, ожидая момента, когда сможет поймать взгляд Старка - сейчас это было важнее слов. Слова еще будут. Может быть, уже не такие неловкие, как до этого, может быть и наоборот - более жестокие и острые, чем все, что были сказаны до сих пор.
А пока - пока он все еще здесь - надо заканчивать эту игру в прятки и вопросы без ответов. Нужно, пусть и через силу, продолжать ползти по гладкой стене, в надежде, что у нее все же есть край, а за этим краем можно будет разглядеть будущее.

При всем своем многообразии, слова всегда были лишь грубым инструментом, с трудом передающим настоящие очертания истины. Возможно, так происходит с тех самых пор, как в слова облеклась первая ложь. Это, и еще страх, который рождается в мир вместе с каждым новым человеком - страх быть отвергнутым, непонятым, осмеянным.
Мы все постепенно забываем, что значит быть искренними, даже с самыми близкими и важными людьми. Выдергивая камни из основания мироздания удивляемся - а почему же все рушится? Почему все идет не так, как должно, как задумывалось?
Роджерс всегда был и останется простым солдатом, которому в общем-то были чужды сантименты, но и он мог понять (хоть и реже, чем следовало бы) когда следует остановиться и постараться увидеть что-то большее,  чем черное или белое, чем то, что плавает на поверхности - расколоть твердую оболочку, чтобы добраться до сути.
Иногда приходится быть храбрым и искренним - за всех, первым шагать в темень или топкое болото, чтобы проложить путь остальным. И не только в чем-то грандиозном, вроде битвы или любого другого масштабного начинания, но и в простых, повседневных вещах.
Да вот только, расходуя себя на что-то большое, перестаешь замечать, как оказывается, что обычного человека больше не осталось. Есть символ, да. Добротный, вдохновляющий - такой даже с подмоченной репутацией остается Символом, а вот человека-то под маской больше нет. Потому что не осталось того, что составляет этого самого человека - нет друзей, нет семьи, нет простой повседневной жизни, которая обывателям кажется рутиной, а Стивену - недостижимой мечтой. Более недостижимой, чем даже полет в космос.
Именно поэтому так бережно хранятся вырезки из старых газет, потертые виниловые диски, старые и безбожно хрипящие, редкие старые фото.
Люди потеряли смысл и позабыли ценность таких вещей - зачем хранить вырезки, если в Интернете можно найти все, что угодно? Зачем беречь мусор, вроде старых грампластинок, когда за смешные деньги можно купить намного больше музыки в идеальном качестве? А фото? Те, кто из путешествий привозят тысячи снимков собственных ног - где им понять, насколько раньше дорог был каждый кадр, как готовились к съемкам - словно на праздник! Выбирали самую лучшую одежду, старательно выдерживали позу - упаси Боже моргнуть! - переделывать не стали бы. А потом - с каким тщанием выбирали место под фото на стене и с какой гордостью показывали соседям и друзьям свои мини-галереи...
Теперь такого нет. Стивен иногда думал, а помнят ли люди лица своих близких, или гаджеты стали человеку ближе матери и отца?
Вот и Тони так же. Не то, чтобы Стив осуждал его - Старк это Старк, и он бы собрал себе компьютер даже на необитаемом острове, из кокосовой скорлупы и палок, но говорить с его взъерошенным затылком Роджерс не собирался.
Потому и перебрался ближе и отнял игрушку. С такой решительностью только разоружают.
Стив хотел что-то сказать. Честно, хотел. Это было бы обязательно что-то правильное и уместное, но когда Стив увидел глаза Старка, потребность говорить что-либо совершенно отпала. Ворчливый голос Тони мог обмануть нотками равнодушия, обидного и какого-то казенного, которое бывает у мелких клерков в конце рабочего дня, но его искренние и такие уставшие глаза заставили сердце Капитана болезненно сжаться, а затем неугомонно сердце пожелало вырваться наружу, но застряло в горле, перекрыв дыхание, и Роджерс судорожно втянул в легкие хорошую порцию идеально кондиционированного воздуха, усилием воли заставляя себя успокоиться.
Относительный покой вернулся, но легкая боль все же осталась на месте. На том месте, где у людей предположительно находится душа. Боль от сожаления - ведь так просто оказалось разрушить то, что невозможно заменить, как испорченную вещь. Сколько раз они говорили, что только вместе смогут добиться чего-то значительного. Что только как команда они поистине сильны. А что в итоге? Много ли стоят слова, когда за ними не следует дело? Только пустота и бессмысленное противостояние.
Как стыдно. Роджерс был готов сотрудничать с преступниками и убийцами только потому, что они поддерживали его, но всячески отвергал лучшего друга из-за того, что тот оказался по другую сторону баррикад? Впервые за много времени Стив не смог смотреть Тони в глаза - чувство вины подкатило желчью, рот наполнился горько-кислой слюной и захотелось уйти еще сильнее, чем до этого. Не уйти, а попросту сбежать.
Но Роджерс никогда не бежал, поэтому только крепче сжал руку Старка. Как-то отчаянно-крепко, словно тонущий за спасательный круг, словно жизнь оборвалась бы, разожми он сейчас пальцы. Возможно, так и было. Возможно, смалодушничай Роджерс, хоть раз, он никогда больше не смог бы даже на собственную тень смотреть без брезгливого отвращения.
Быть искренним страшнее всего, когда ощущаешь за собой вину. Но храбр не тот, кто ничего не боится, а тот, кто умеет признавать свои ошибки. Не только перед собой.
Стив заставил Тони сложить пальцы в кулак и постучался лбом об эту дохлую конструкцию, думая, что заслужил чего-то более весомого. До звезд перед глазами, и чтобы после все встало на свои места.
- Когда ты в последний раз спал?